В тренде отнюдь не политика

Российскую молодежь вывел на акции протеста 26 марта консолидирующий лозунг «Мы против коррупции!», считает заведующая лабораторией политических исследований Высшей школы экономики РФ, кандидат политических наук Валерия Касамара. Именно это в тренде сегодня, а не сознательная политическая мотивация.

Кстати, по мнению Валерии Касамары, молодежи на упомянутых выше акциях было не так уж и много. Просто «из-за очень юного возраста молодые люди сразу бросались в глаза», но это совсем не означает, что молодежь «стала политически активной, политически грамотной и у неё появилась своя позиция».

Валерия Касамара давно и глубоко занимается проблемами молодежи. В ходе нашего разговора она рассказала о предпочтениях сегодняшнего поколения next и условиях, при которых молодые люди начинают интересоваться политикой.

– Валерия, есть стойкое убеждение в том, что молодые люди в России в большинстве своём абсолютно аполитичны, тем не менее что-то же их вывело на улицы 26 марта?

– Молодежь вышла на протест, на мой взгляд, по одной причине: для неё это новый социальный опыт – в жизни этих молодых людей такого ещё не было. Шесть лет назад (в 2011-2012 годах в России проходили многократные массовые политические выступления граждан, начавшиеся после выборов в Госдуму VI созыва 4 декабря 2011 года – ред.) они были ещё слишком маленькими и в таких мероприятиях участия не принимали. Сейчас они доросли до 16-18 лет, и вдруг раз и случилась акция протеста.

Быть настроенными против чего-то для молодежи более естественно, нежели поддерживать государственную линию. А тут к ним обратились в интернете, там же они прочитали про Навального и посмотрели фильм «про Димона». Интернет – это их среда обитания, то есть информация пришла по совершенно понятному им каналу.

Но кроме того, что информация пришла к ним понятным путём, она была преподнесена на понятном для них языке. Все, что до акции протеста происходило у Навального, было для них эмоционально близко. Все трюки с зеленкой (Навального 20 марта облили зеленкой в Барнауле – ред.) и остальное, чего нет в официальной публичной политике, такое вот озорство – это близко молодежи по темпераменту, энергетике, наполнению. Те, кто пришел на акцию протеста именно к Навальному, это те ребята, чьи души и сердца он завоевал своей технологией работы с ними.

Однако я глубоко убеждена, что если бы мы проводили опрос непосредственно на месте событий на Тверской и если бы мы спрашивали: «Ребята, а как вы оказались в этом месте?», то ответы бы мы получили самые разнообразные.

– Например, какие?

– Мы проводили опросы с молодежью на рубеже 2011-2012 годов, и спрашивали, почему они пришли на акции протеста. Молодые люди говорили, что это первое подобное мероприятие в их жизни, когда так много народа собралось, и им было интересно прийти и посмотреть, кто эти люди. И я не думаю, что ответы нынешней молодежи сильно отличались бы от тех.

Прямо сейчас три команды моих коллег работают в разных регионах России. Мы проводим своё исследование, но поскольку эта демонстрация протеста оказалась вписанной в контекст, то и про неё тоже спрашиваем. Ребята в Сибири, например, на вопрос: «Как вы думаете, почему вышли на улицу?», отвечали: «Потому что было интересно посмотреть, кто такие оппозиционеры». То есть кто-то пришел из интереса, кто-то, что называется, поглазеть.

Говорили также, что для многих минувшая акция протеста это возможность увидеть, что это такое вообще, потому что все знают, что такое парад Победы 9 мая, знают, что такое демонстрация 4 ноября, но никто из них не знает, что такое протестная акция. И тут она вдруг состоялась. А до этого ещё и турне Навального по России прошло со скандалами, что широко обсуждалось в интернете…

– Многие считают, что молодежь на акции протеста привёл именно Алексей Навальный. А вы как думаете?

– Безусловно, были ребята, которые симпатизируют Навальному, и пришли они потому, что это их политический идеал. Но большая часть и молодежи, и не молодежи пришла потому, что услышала консолидирующий лозунг Алексея Навального «Мы против коррупции!». Эта проблема, которая консолидирует всех жителей России от мала до велика, независимо от социального статуса и образовательного уровня.

– Но почему именно коррупция?

– Коррупция это не умозрительная проблема в России, она есть здесь и сейчас. Даже подростки лично сталкиваются с ней, будучи вынужденными покупать, например, справки у врача. Это витает в воздухе. Например, когда мы смотрим опросы общественного мнения о том, что волнует людей, мы видим, что коррупция в них всегда занимает лидирующие позиции.

Когда в ходе опросов спрашивают по поводу врагов России, то у нас с завидной регулярностью вылезают США. Но даже если нам будут рассказывать, что Соединенные Штаты Америки выстраивают натовские базы на наших границах, то это все равно где-то там происходит – на границах или за границей. Это некая умозрительная проблема.

А коррупция существует здесь и сейчас. Поэтому против коррупции объединить очень легко. И если вы посмотрите на те интервью, которые брали у ребят журналисты, то многие, думаю, говорили бы примерно так: «Я пришел, потому что против коррупции, и если бы этот митинг проводил какой-то другой политический деятель с таким же призывом, то я бы точно так же пришел, потому что Навальному не симпатизирую, а с коррупцией хочу бороться».

– В то же время, как вы сказали в одном из интервью «Ленте.ру» со ссылкой на результаты опросов, российские студенты боятся волнений и протестов. По их мнению, оппозиционеры призывают к нестабильности, а им «майданов не надо». Как коррелируются с этим последние митинги? Неожиданно поменялись приоритеты у какой-то части молодых людей?

– Мне кажется, было две мотивации. Первая: есть проблема, которая всех достала. Вторая: есть желание попробовать нечто новое.

Вторая мотивация больше имеет отношение к школьникам. Мы прекрасно понимаем, что чем человек моложе, тем ему больше требуется адреналина и тем меньше он чувствует границы дозволенного. Более того, если он чувствует, что переступает границы дозволенного, то это опять же даёт адреналин, и очень хочется это попробовать. Я почему и говорю про получение нового социального опыта: это был драйв, это было прикольно – сбежать от родителей и, пока они не знают, поучаствовать в акции.

Но участие в акции протеста совершенно не говорит о том, что у этих ребят есть какая-то политическая позиция. Я бы говорила тут совсем о другом. Что власть на сегодняшний момент не улавливает того, что надо молодежи, а то, что предлагает, не отражает порывов души молодых людей. Потому что как только нечто становится провластной организацией, то сразу получается, что человек делает то, что надо, а не то, что хочется, его сразу к чему-то принуждают и в какие-то рамки вписывают. А во время акции протеста всё-таки было ощущение, что можно выйти за рамки, за некие пределы. И это не политика, а, скорее, психология.

– А вдруг молодым людям понравится протестовать?

– Чем старше человек становится, тем больше у него начинают срабатывать тормоза. Когда мы разговаривали со студентами, многие говорили о том, что боялись выйти на акции в 2011-2012 годах, особенно в регионах. Они рассказывали, что руководство вузов отслеживает их участие в таких мероприятиях, и наказание может быть вплоть до отчислений, а им этого не надо, им надо закончить учебу, получить диплом и дальше жить счастливо. На самом деле отъявленных оппозиционеров, которые готовы идти в революцию, не так много среди молодежи, буквально счетное количество.

– На ваш взгляд, при каких условиях политика могла бы стать трендом для молодежи?

– При нынешней аполитичности, чтобы сделать из политики тренд, она должна стать очень мощным социальным лифтом, чтобы молодежь точно знала, что занятие политикой принесёт ей определенные дивиденды.

Нынешние молодые люди очень прагматичные. Это поколение, которое выросло в эпоху Путина и, условно говоря, привыкло к стабильности, потому что не знает и не понимает, что может быть по-другому, а выборы в Государственную думу, как они думают, ни на что не влияют и никак не сказываются на их жизни.

Почему они стремятся поступить в хороший вуз? Чтобы зарабатывать много денег. Соответственно ответ на вопрос о том, почему есть смысл тратить время на политику, должен быть таким: «Потому что она принесёт мне определенное продвижение». Если молодежь поймет, что через политику она может сделать карьеру, она туда пойдет.

Однако на сегодняшний день мы понимаем, что у нас этот лифт очень узкий, маленький и привязан только к одной организации («Единой России» – ред.), поэтому молодежи приходится делать выбор: если она хочет кататься на этом лифте, то должна быть лояльной, должна быть членом одной партии и больше никак. Все остальные политические партии и движения мощными социальными лифтами не является.

– А есть, по вашему мнению, взаимозависимость между гражданской и политической активностью?

– Я бы развела политическую и гражданскую активность, потому что вторая может проявляться, например, в участии в волонтёрском движении, работе НКО, и при этом человек может говорить, что он политикой не интересуется, а просто хочет делать добрые дела. Поэтому гражданская активность и активность в третьем секторе никого не пугает. Но когда говорим о политике, это многих настораживает, потому что сразу начинают срабатывать штампы, например, что политика это грязное дело.

– Сказывается ли на гражданской активности молодежи образование, полученное в Европе и в США?

– Безусловно. Если вы посмотрите на систему образования Великобритании, то там у школьников старших классов есть обязательный предмет, который предполагает вашу гражданскую активность. Это либо волонтёрство, либо помощь кому-то. Дети за это получают оценку. То есть их изначально учат, что гражданская активность – это норма жизни. Или если брать, например, ведущие американские университеты, то когда молодые люди подают в них документы, обязательно указывают, какую гражданскую активность проявляли.

– А на политической активности как сказывается зарубежное образование?

– Низкую политическую активность переживают не только Россия и Казахстан, но и Западная Европа и США. Если вы посмотрите явку на выборы, то у многих стран с этим имеется большая проблема. Однако у людей, которые учились за границей, другой взгляд на жизнь.

Молодые специалисты, завершившие обучение за границей, возвращаются домой из совершенно другого политического климата, у них выстроена совершенно другая система оценки происходящего вокруг, они более чувствительны к тем вещам, которые для нас, к сожалению, уже стали нормой. То есть то, что мы воспринимаем уже как норму, они воспринимают как отклонение.

Например, преподавателя какого-то регионального российского вуза уволили за то, что он позволил себе какую-то вольность высказываний. У нас это не редкость. А западные университеты это всегда интеллектуальная вольница, поэтому, конечно, отсутствие этой вольницы в российских вузах для них дико.

– Согласны ли вы с мнением, что образование как таковое в принципе теряет привлекательность для современной молодежи? Во время соцопроса, проведенного в Казахстане фондом Эберта два года назад, пришли к выводу, что 72,3% молодых людей ориентированы на получение прежде всего диплома, который предоставляет больше возможностей для трудоустройства, 30,5% получают образование для оправдания ожиданий родителей, и лишь 37,5% нацелены на повышение интеллектуальных способностей. Почему так происходит?

– Здесь мы с вами утыкаемся в проблему человеческого капитала в целом. Что касается России, то после распада Советского Союза у нас все учебные заведения сначала захотели стать институтами, а потом университетами. И, соответственно, при выборе профессии, вуза всем хотелось, чтобы его название было красивым, потому что думали, что красивое название поможет в процессе трудоустройства. Но проблема-то заключается в том, что важны не сколько диплом, сколько знания, умения, навыки. И сегодня мы понимаем, что качество человеческого капитала в стране очень низкое. С этой проблемой сталкиваются работодатели во всех сферах – на производствах, в бизнесе, да в любых отраслях. Это огромная проблема.

Для того, чтобы мотивировать человека именно на знания, должна быть мощная государственная политика, которая бы была устремлена на то, чтобы молодежь развивалась. Потому что, если мы ставим перед собой амбициозные цели, говорим про то, что нам надо модернизировать экономику, социальную сферу, то специалисты с дипломами заборостроительного университета, пусть даже с отличными оценками, не сильно помогут в процессе модернизации.

Любое стремление за знаниями это труд. У студентов, которые учатся в престижных вузах, конечно, совершенно другое мироощущение, потому что они изначально чувствуют себя конкурентоспособными. У них совершенно другой кругозор, взгляд, они чувствуют себя востребованными не только в своём вузе. Они по большому счету граждане мира. А чем ниже рейтинг учебного заведения, чем хуже подготовка, то молодой человек и мыслит себя примерно так: «как в деревне Кукушкино родился, так в деревне Кукушкино и умру». То есть это очень сильно влияет на карьерные траектории молодежи, лишая страну потенциала развития.

– Можно ли судить по результатам опросов, отличается ли менталитет у студентов элитных вузов и так называемых середнячков?

– Мы буквально на днях заканчиваем большое исследование, в ходе которого опросили 6 тысяч студентов во всех федеральных округах России. Когда мы его посчитаем, тогда смогу о чем-то говорить более конкретно. Все предыдущие исследования показывали, что российское общество очень гомогенное, каких-то больших отличий у молодежи нет, но посмотрим.

– И последний вопрос, что называется, «на засыпку». Если молодежь аполитичная, если у неё нет активной жизненной позиции, как быть с будущими политическими лидерами? Как их выращивать?

– Это большая проблема. Политических, социальных лифтов мало – у нас все выращивается на одной грядке, что плохо для политической системы, потому что нужна нормальная политическая конкуренция. Только при ней возможно нормальное развитие. Но другие грядки не создаются.

Когда мы общаемся со студентами, то говорим им, что политическая элита – это вы, что они те самые люди, которые должны войти в элиту. Но они себя не ассоциируют с ней. То есть у них изначально нет активной жизненной позиции, они не понимают, что, когда войдут во взрослую жизнь, то начнут её менять. Такая у нас молодежь. Другую пока не воспитали.

– Спасибо за интервью.